Александр Макаров: лед в Арктике будет сохраняться в ближайшие десять лет

Арктический и Антарктический институт (ААНИИ) — уникальное научное учреждение, отмечающее в этом году свое 105-летие. Ровно столько лет Институт работает в Арктике и 69 лет — в Антарктике. Исследовательская инфраструктура ААНИИ включает три станции в Арктике, пять круглогодичных и пять сезонных станций в Антарктике, два научно-экспедиционных судна усиленного ледового класса, две уникальные научные установки более 1 тыс. арктических экспедиций, 70 экспедиций в Антарктиду и другие.

О том, как Арктика влияет на страны Глобального Юга, какие перспективы у Севморпути на ближайшее десятилетие, как развивается международное сотрудничество в нынешней геополитической обстановке, рассказал в интервью на ПМЭФ-2025 директор и председатель Ученого совета ААНИИ доктор географических наук, профессор РАН Александр Макаров.

— Александр Сергеевич, расскажите об участии ААНИИ в ПМЭФ. Какие проекты и проблемы обсуждались?

— Здесь несколько мероприятий, связанных с Северным морским путем. Прошла секция, посвященная его 500-летию, где мы обсуждали не только историю, но и современную стадию — то, куда мы движемся в вопросах развития навигации. Говорили о важных и сложных проектах, которые сейчас реализуются на Чукотке, это распределенная генерация, атомная в том числе. Клубок проблем огромный, плюс еще санкционные ограничения, которые оказывают влияние.

В такой ситуации важно поддерживать диалог с экспертной точки зрения. Бизнес ищет пути и возможности для развития. Мы, как наука, со своей стороны можем сказать, какие есть возможности, а самое главное — какие могут возникнуть проблемы.

— А какие проблемы?

— Лед. Для организации грузоперевозок по Севморпути это один из ключевых вопросов. Мы с уверенностью говорим, что лед в Арктике будет сохраняться, поэтому нужно совместно развивать навигационные технологии, судостроение. 

— То, что лед будет — это хорошо или плохо? Как в ближайшие десятилетия ледовая обстановка будет влиять на судоходство по Севморпути?

— Примерно каждые 10 лет бывает сезон, когда в летний период акватория Севморпути полностью освобождается ото льда. Когда мы говорим о лете применительно к арктическим морям — это 9-10 недель. Все остальное время — около 9 месяцев в году это будет сплошной ледяной покров в Северном ледовитом океане. В одной стороны, это не так плохо — это значит, что природа развивается не по катастрофическому сценарию. С другой стороны, мы должны учитывать изменения привычных ранее природных условий для развития и судоходства, и проектов, и организации круглогодичной навигации, особенно, если речь идет о Восточном направлении.

Сотрудничество и диалог с нашими коллегами из Атомфлота, из Главсевморпути углубляется и расширяется. Был опыт организации научных интерактивных групп, и мы готовы в режиме 24/7 поддерживать все, что касается ледовых условий, создания прогнозов климата и погоды, традиционных рекомендаций. Нам необходимо учитывать ледовый прогноз при расстановке ледокольного флота, строительства судов ледового класса, которые могли бы круглогодично там работать. На мой взгляд, крайне важна экологическая составляющая, поскольку такое интенсивное освоение и работа в Арктике будет влиять на природную систему.

Уже подготовлена программа экологического мониторинга на трассе морского пути, которая позволит в постоянном режиме наблюдать за тем, что происходит в акватории Севморпути и не допускать неприятных ситуаций. Надеемся, что программа начнет реализовываться в ближайшее время, надеемся на поддержку правительства. Программа мониторинга экологической обстановки не будет препятствовать развитию Севморпути. Скорее, будет дополнять и позволит внимательно следить за экологической обстановкой.

В настоящий момент мы модернизируем прогностическую систему "Север" — три института, которые задействованы для этой цели. Совместно с Росатомом проводится огромная работа по консолидации информационных ресурсов, управленческих компетенций, в том числе по строительству ледоколов. Мы со своей стороны даем прогностическую информацию, что будет со льдом в ближайшее время.

— Вы говорили о необходимости привлекать бизнес к созданию системы мониторинга вечной мерзлоты. Удалось ли донести эту идею до участников ПМЭФ? В чем важность создания такой системы?

— Когда мы говорим о мониторинге мерзлоты, речь идет о суше и Государственной системе фонового мониторинга многолетней мерзлоты. Это отдельный огромный блок работы наших специалистов. Мы занимаемся созданием этой системы. Первый этап завершен, запущено 78 из 140 пунктов наблюдения единой сети. Данные с этих пунктов наблюдения мы уже получаем и обрабатываем.

Конечно, для бизнеса, для крупных предприятий, для линейных объектов — таких, как железные дороги, линии электропередачи, трубопроводы нужен дополнительный геотехнический мониторинг. Необходимо отслеживать, как эти объекты ведут себя на мерзлоте в сравнении с фоновыми измерениями, которые мы производим. Как в целом меняется мерзлота и климат, и как в сравнении с этим они меняются в зоне расположения объектов. Здесь можно упомянуть опыт "Норильского никеля". Они построили собственную систему мониторинга за многолетними мерзлыми породами и настроены на контакт и обмен опытом. К сожалению, не все бизнес-структуры придерживаются такой политики.

— То есть, логично привлекать к созданию таких систем компании, которые владеют этим оборудованием, в том числе энергетиков?

— Создание таких систем важно прежде всего для компаний. Риски, связанные с возможным разрушением инфраструктуры можно снижать, используя не сильно дорогие методы контроля, мониторинга и наблюдения за состоянием мерзлоты. Мы готовы оказывать поддержку, делиться опытом. При институте организован центр мониторинга мерзлоты, где аккумулированы лучшие компетенции, где мы собираем команду профессионалов.

— Вы сами планируете выходить на эти компании или вести пропаганду? Как до них донести эту идею?

— Это комплексный подход. Чем более открытыми мы будем, тем скорее получим положительный результат. Это большая государственная задача. Главное, чтобы качество жизни людей там не ухудшалось — это основополагающая вещь.

— Как вы оцениваете нынешний уровень международного сотрудничества в Арктике и Антарктике? Есть ли взаимодействие с иностранными партнерами?

— Взаимодействие есть, но оно очень разное в Арктике и в Антарктике. Антарктида — это ничья земля, там нет границ, нет юрисдикций, и мы все там работаем в рамках договора об Антарктике. И там, конечно, гораздо легче реализовывать проекты. Мы живем и бытуем там рядом с иностранными соседями — и с азиатскими, и с европейскими, и с латиноамериканскими — это все намного проще.

В Арктике все сложнее, потому что привычные классические партнеры поставили на паузу наше взаимодействие. Но мы продолжаем работать с азиатскими партнерами, со странами БРИКС, чтобы научные проекты выполнялись совместно. Мое убеждение в том, что настоящие прорывные результаты в научной сфере могут быть достигнуты только в рамках международной кооперации.

В Арктике работать очень сложно, тяжело и дорого. Научные коалиции выгодны для всех: у кого-то есть оборудование, у кого-то инфраструктура, у кого-то финансовые ресурсы, у кого-то люди. Обязательно это "цементируется" участием молодежи от всех участвующих сторон. Какие бы мы грандиозные планы не строили и какие бы задачи не ставили, без молодого поколения выполнить их невозможно.

У наших молодых ученых сейчас отличные перспективы. Мы запустили масштабные проекты, направленные на укрепление национальных интересов в Арктике, где молодые ребята могут себя реализовать. Например, ледостойкая платформа, которая будет работать 35-40 лет, или проект мониторинга мерзлоты также рассчитанный на долгие годы. Это очень интересный образ жизни, необычный. Для молодежи это важно.

— Из азиатских партнеров Арктикой интересуется в основном Китай?

— Китай, Индия, Индонезия. Арабские Эмираты в конце прошлого года анонсировали, что также запускают свою полярную программу. Турция активно работает. Это глобальный процесс. Казалось бы, где Арктика и где — Филиппины, Индонезия или Малайзия. Но изменения климата и атмосферной циркуляции в Арктике влияют не только на арктические регионы, но и на южные широты, а именно на режим муссонов в Азии.

А эти ветра уже влияют на урожайность сельхозкультур. Климатические изменения в Арктике это по-настоящему глобальный вопрос, и мы изучаем процесс с разных сторон. Азиатским коллегам важно, как это повлияет на урожайность, нам — как это повлияет на количество льда, инфраструктуру, мерзлоту, экологию. Но совершенно определенно процесс изменения климата в Арктике влияет на всех, он по-настоящему глобальный, это не преувеличение, не фигура речи.

— У вас с ними есть какое-то взаимодействие по этому вопросу?

— Конечно, мы общаемся постоянно с китайскими, индийскими коллегами, наши научные базы в Антарктиде находятся по соседству. В прошлом году мы провели большую экспедицию вокруг Антарктиды совместно с бразильскими коллегами, там участвовали также ЮАР, Перу, Чили, Китай и Индия.

Недавно мы встречались с коллегами из Бразилии и общались подробно по поводу возможного развития наших контактов. Их полярная программа была сосредоточена на Антарктиде, но они уже на официальном уровне объявили, что часть средств, порядка 20% средств, которые выделяются на полярные исследования, направляют на Арктику. Это тоже некая возможность для кооперации, коллаборации и совместных работ по Арктике в том числе.

— В этом году было принято решение возродить и модернизировать станцию Русская в Антарктиде. Есть ли еще планы по развитию станций? Достаточно ли их на сегодняшний день? Есть ли необходимость в открытии новых?  

— Есть разные мнения на этот счет. У России в Антарктике 10 станций, пять из них круглогодичные, пять сезонные. Станция Русская в настоящий момент — сезонная, после нее мы не открывали станций. Мне кажется, что нужно переходить в круглогодичный режим. Русская — одно из самых труднодоступных мест в Антарктиде, ее еще иногда называют полюс ветров. Скорость ветра в этом районе достигает 75 м/с.  Кроме нас сейчас там никого нет. Правда, китайцы объявили о своих планах построить в этом районе стационар. Но это только намерение. Мне кажется, нужно развивать российское присутствие в Антарктиде и, может быть, как-то переосмысливать, исходя из современных реалий.